Художественные особенности «Слова о полку Игореве»

Созданное восемь веков назад гением русского народа, «Слово» сохраняет значение немеркнущего образца для современности, для будущего – и своим мощным патриотическим звучанием, и неисчерпаемым богатством содержания, и неповторимой поэтичностью всех своих элементов.

Для Древней Руси очень характерен динамический стиль. Он оказывается в архитектуре, в живописи и литературе. Это стиль, в пределах которого всё наиболее значимое и красивое представляется величественным. Летописцы, авторы житий, церковных слов смотрят на мир как бы с большой высоты или с большого удаления. В этот период развито стремление подчёркивать огромность расстояний, показывать удалённые друг от друга географические пункты, придавать большое значение различиям общественного положения действующих лиц, создавать произведения, рассчитанные на вечность. Произведения должны были символизировать что-то большое, значительное, «вечное», напоминать о нём.

Вот почему в летописях действие перебрасывается из одного географического пункта в другой, находящийся в другом конце Русской земли. Рассказ о событии в Новгороде сменяется рассказом о событии во Владимире или в Киеве, далее упоминается событие в Смоленске или Галиче. Особенность эта соответствовала самому духу исторического повествования. Она захватывала читателя, увлекала за собой в даль истории. Каждое действие воспринимается как бы с огромной высоты. Благодаря этому битва Игоря с половцами приобретает всесветные размеры; чёрные тучи, символизирующие врагов Руси, идут от самого моря, хотят прикрыть четыре солнца. Дождь идёт стрелами с Дона великого. Ветры веют стрелами с моря. Море присутствует в «Слове», хотя и было далеко от места битвы. Битва как бы наполняет собою всю степь до самого моря, до далёкой Тмуторокани.

«Слово о полку Игореве» постоянно говорит о славе, и именно в этих широчайших географических размерах. От войска Романа и Мстислава дрогнула земля и многие страны-хинова, литва, ятвяги, деремела, и половцы копья свои повергли и головы свои склонили под те мечи булатные. Князю Святославу Киевскому поют славу немцы и венецианцы, греки и моравы. Пространственные формы приобретают в «Слове» и такие понятия, как «тоска», «печаль», «гроза»: они текут по Русской земле, воспринимаются в крупных географических переделах почти как нечто материальное.

Характерная черта в мироощущении людей этого времени — восприятие малого как некое уменьшенной схемы большого. Человек-это «малый мир». Жизнь человека – это «малая жизнь», «малая» по сравнению с большой и «настоящей» — вечной, которая предстоит за гробом.

Человеческая мысль не имеет определённого местопребывания в человеческом теле (в голове или сердце), а способна возвышаться до парения в небе, под облаками и оттуда созерцать мир. В сердце сосредотачивались только страсти и воля: гнев, любовь, желание чего-либо, храбрость, но самоотречение требовало молитвенного возвышения , так же как и всякая возвышенная мысль. Мысль человека парит, летит с огромной скоростью, достигает неба: «летая умомъ подъ облакы».

На фоне таких представлений о человеческом уме, о мысли образы ума и мысли, которые летают, мысли, способные уносить ум «на дело» или мерить поля в «Слове о полку Игореве», характерны для XII века.

«Большой мир» и «малый мир», «вечность» и «малое время» (т.е. человеческая жизнь) – как в этих противопоставлениях определяются различия? Только ли здесь различие в величине, в протяжённости, в длительности? Нет! Различие здесь еще в том, что «большой мир», «большое время» — вечность – принадлежат к абсолютным ценностям. К большому стремится малое. Малое ценно только постольку, поскольку оно имеет отношение к большому, заключает в себе элементы большого, является его символом. В сей малой жизни, на «этом свете», в человеческой истории следует искать и открывать элементы большого, т.е. стремиться заслужить вечную жизнь по смерти, в истории усматривать только то, в чём проявляется воля божья, в чём можно найти элементы «священной истории». «Большое» и «малое», «вечное» и «временное» не равноценны. Напротив, малое, временное ценно только постольку, поскольку в нём заключены элементы большого и вечного. Именно этим и объясняется внимание ко всему огромному, восхищение пространствами, расстояниями, размерами, длительностью во времени, постоянное обращение к прошлому и стремление увековечить то, что наиболее ценно с точки зрения этого сознания в настоящем. Мысль человека, его ум как бы отделяется от него и «носится» под облаками, поднимается высоко в поднебесье.

Очень характерно для средневековья и для Древней Руси и другое противопоставление: «своё – чужое», «знаемое — незнаемое», «христианское — языческое». Это противопоставление сказывается в названии «чужих» народов – они «незнаемые», они «немцы» — немые, их страна «незнаемая», они приходят «из невести». Характерно, что и для «Слова о полку Игореве» « поле» — «незнаемое», в нём идут войска «неготовыми дорогами», но природа на стороне русских.

Быстрота передвижения – это символ власти над пространством, в котором князь передвигается. Быстрота похода – символ овладения пространством.

Это очень характерно для «Слова о полку Игореве». Действующие лица переносятся в нём с большой быстротой: постоянно в походе Игорь, парадируют в быстрой езде «кмети» — куряне, в постоянных быстрых переездах Олег Гориславич и Всеслав Полоцкий. Всеслав, обернувшись волком, достигает за одну ночь Тмуторокани, слышит в Киеве колокольный звон из Полоцка. Неподвижен великий князь Святослав Киевский, но его «золотое слово» обращено из Киева «на горах», где он сидит, ко всем русским князьям. Движется не он, но зато всё движется вокруг него. Он господствует над движением русских князей, управляет движением.  Тоже и Ярослав Осмомысл: он высоко сидит в Галиче на своём златокованом столе, но его железные полки подпирают горы Угорские, он мечет бремены чрез облаки, рядит суды до самого Дуная, грозы его по землям текут, и он отворяет врата Киеву. В таком же положении изображен и Всеволод Суздальский, готовый вычерпать шлемами Дон, расплескать вёслами Волгу, полететь к Киеву. Великий князь неподвижен, но он среди движения, центр этого вихревого движения. Это положения князей – типичная черта исторического стиля XI-XIII веков. Церемониальность – одно из проявлений древности. Образ князя, высоко сидящего на престоле, подчёркивает ещё одну дистанцию – дистанцию феодально-иерархическую между ним и остальными князьями.

Ещё одна дистанция характерна для этого произведения : это дистанция во времени, дистанция историческая. В литературе господствует интерес к истории.

Для того, чтобы опоэтизировать события, современные автору «Слова», последний привлекает русскую историю – главным образом XI века. События XII века для этой цели не годятся. Свои поэтические сопоставления  автор «Слова о полку Игореве» делает с историей Олега Святославича и Всеслава Полоцкого, с битвой Бориса Вячеславича на Нежатиной Ниве, с гибелью в реке Стугне юноши князя Ростислава, с поединком Мстислава Тмутороканского и Редеди. Это все события XI века. Автор «Слова» вспоминает певца Бояна – также XI века. История XII века, предшествующая походу Игоря, как бы отсутствует в «Слове» — она не нужна. Она слишком близка к событиям Игорева похода.

В «Слове о полку Игореве» остро ощущается воздух русской истории. «Слово о полку Игореве» не называет точных дат тех или иных событий, что было обязательным для летописи, зато постоянно говорит о дедах и дедовской славе. Такое определение времени также часто встречается в летописях.

«Слово о полку Игореве» буквально наполнено проявлениями культа предков – дедов и прадедов, но по преимуществу через головы отцов. Оно и понятно, если принять во внимание характерную для этого времени особенность, требовавшую промежутка времени большего, чем его давало обращение к отцам и к их славе. В «Слове» постоянно говорится о дедах и внуках , о славе дедов и прадедов, об «Ольговом гнезде» (Олег – дед Игоря). Сам автор «Слова» — внук Бояна, ветры – «Стрибожи внуци». Ярослав Черниговский с подвластными ему войсками ковуев звонит в «прадедную славу», Изяслав Василькович «притрепал» славу деду своему Всеславу Полоцкому – внуки последнего призываются понизить свои стяги – признать себя побеждёнными в междоусобных бранях.

Важной чертой «Слова о полку Игореве» является церемониальность.  Произведения литературы XI-XIII веков были церемониальны по формам своего применения, по художественным средствам, к которым литература прибегала, по темам, которые она для себя выбирала. Произведения литературы входили в церемониалы и вместе с тем церемониально оформляли изображаемое.

Не случайно в «Слове» так часто говорится о таких церемониальных формах народного творчества, как слава и плач. Боян поёт славу старому Ярославу и храброму Мстиславу, он свивает славы «оба полы сего времени» и исполняет славу «княземь» на своём струнном музыкальном инструменте. Славу поют иноземцы (немцы, венецианцы, греки и морава) великому Святославу. В «Слове» говорится о плаче русских жён, о пении славы девицами на Дунае, приводится плач Ярославны.

В «Слове о полку Игореве» куряне — «свъдоми къмети», ольговичи – «хороброе гнездо», полки Игоря «храбрые», полки Ярослава Осмомысла «железные».

Одна из сторон церемониальности – истовая неторопливость, «степенность» и своеобразная полнота в перечислении всего того, что участвует в  церемонии. Эта полнота преследует цели не столько информационные, сколько украшающие и напоминающие присутствующим о том, что входит в церемонию.

Церемония – это процесс, некое длительное, разворачивающееся в пространстве и во времени действо – действо, содержание и последовательность которого могут быть заранее известны не только церемониймейстеру, но и присутствующим. Особенно важна поэтому в церемонии демонстрация равных или соподчинённых членов. В поминовениях умерших таково обычно перечисление мест, где они скончались, в восхвалениях – приводятся длинные перечисления заслуг, в молитвах – просьб, в изобличениях – пороков и грехов.

Красиво оружие воина, красиво всё, что связано с боевым конём, красива княжеская охота.

Образ воина, подобно Всеволоду буй-туру, «стоящего на борони», — это также по-своему представление о красоте.

Церемониальность многих сторон «Слова о полку Игореве» не совсем ясна для нас сейчас. Большинство обычаев забылось. Например, почему плачет Ярославна на «забралах» —  не был ли обычаем плач на городской стене по погибшим в далёкой битве? Или, может быть, важнее то, что «забрала» эти находились на берегу реки Сейм? Ведь на берегу Днепра оплакивает мать своего сына Ростислава  в «Слове о полку Игореве». В «Слове» «готские красные девы» поют на берегу моря, плещет «лебедиными крылы на синем море у Дону» дева Обида, «девици поютъ на Дунаи». Не было ли обычаем петь и плакать именно на берегу? Не потому ли «Слово» подчёркивает, что поражение войск Игоря произошло «на брезе быстрой Каялы», т.е. в месте скорби.

Обращу еще внимание на одну сторону военных образов «Слова». Битва, как известно, сравнивается в «Слове» с жатвой, и этот образ обычно сопоставляется с аналогичными образами народной поэзии.

Переходим теперь к охоте, и при этом соколиной. Восемь раз в «Слове о полку Игореве» употребляется образ сокола по отношению к князьям и воинам; образами охоты «Слово» буквально пронизано. Природа в «Слове» — это по преимуществу та природа, которая увидена глазами охотника.

Особому рассмотрению подлежат языческие образы «Слова».

Мифология «Слова» обладает определённой цельностью. Это не разрозненные верования и представления, а единый взгляд на мир, — взгляд как бы с одной точки зрения. А вместе с тем это мировоззрение находится в «Слове» на такой ступени своего «возраста», когда верования приобретают уже чисто эстетическое значение и эстетическую ценность. Автор «Слова» не убеждён в реальности своих языческих представлений – он прибегает к языческой мифологии с целью эстетизации своего повествования.

Что же взято из древнерусского язычества в художественную мифологию «Слова»? Прежде всего в неё взяты и высшие боги, и низшие. Как давно отмечено в литературе, Владимир I Святославич до своего официального принятия христианства делал попытку создать восточнославянский пантеон, объединить все русские княжества, установив общее почитание отдельных племенных богов. К этим высшим богам, собранным Владимиром в Киеве и знаменовавшим в своём сонме единство Руси, относятся и Перун, и Хорс, и Даждьбог, и Стрибог, и Симаргл, и Мокошь. В «Слове» отсутствует Перун, но Перун был богом новгородским, а Новгорода нет в обращении автора «Слова» ко всем русским княжествам. Здесь присутствуют старые родовые обиды Игоря на Новгород (его отец был изгнан из новгородского княжения). Отсутствует и бог Симаргл, и Мокошь – бог народа мокша – эрзя.

В целом высшая мифология «Слова» объединяет Русь в одну религиозную систему. Но то же самое делает и мифология низшая – вера в Землю и Род, в оборотней и силы природы. Этим русским божествам противостоит мифология «поля незнаемого» — Див, Тмутороканский болван и, может быть, некоторые другие представления и верования. Объединяет русскую и половецкую мифологии то, что обе служат как бы опорными вехами необычайно быстрых передвижений в «Слове». Все языческие боги и мифические существа служат в «Слове» быстроте передвижений, необычайной «звукопроводимости» мира «Слова», объединению событийному – прошлого и настоящего, связи дедов и внуков. Звери и птицы – волки, соколы, галки, вороны, лебеди – являются своего рода символами и образами быстроты, стремительности, демонстрируют связь людей и природы.

В этом «сверхпроводимом» мире ветер, тучи и моря и многочисленные реки составляют среду, в которой совершаются быстрые передвижения. Реки – это и границы каких-то стран, и символы самих этих стран, и аллегория горя и покаяния (как, например, Каяла).

Игорь только сравнивается с соколом, волком и горностаем. Если бы было иначе и он бы действительно оборачивался бы ими, он не мог бы поехать по возвращении из плена к Богородице Пирогощей. Оборотень – не христианин.

Так же точно, когда автор «Слова» утверждает, что Боян воскладает персты на златые струны и персты гонятся за лебедями, как соколы, — то и это только сравнение. На характер сравнения указывает и форма, в которой преподносятся в «Слове» некоторые из этих сравнений: «яко соколъ», «акы пардуже гнездо», «яко вихръ».

Фантастическая быстрота передвижения героев «Слова» — такой же художественный элемент, как и дальность расстояний, не мешающая услышать в Киеве пение дев на Дунае или звон колоколов в Половецке, — громкость и ясность звуков, заставлявшая князя Владимира затыкать уши в Чернигове, когда до него доносился звон стремени Олега из далёкой Тмуторокани.

Характерны для «Слова» и образы, связанные с земледелием. В «Слове» не просто существуют земледельческие образы, а присутствует в художественном переосмыслении весь земледельческий цикл: сев (поля, засеянные костями и политые кровью), всходы (они всходят тугою), прорастание (прорастают усобицами), жатва, молотьба и веяние («веют душу от тела»), ток – как образ поля сражения. Весь этот земледельческий цикл знаменует собой во всех случаях смерть, горе, гибель, и он как бы противостоит живому земледелию замершей жизни (пахари уже не «кикают» на лошадей). Этот мир незнаемый и мёртвый, в котором всё живое оборачивается своей изнаночной стороной. Перечисление русских князей в обращении к ним князя Святослава и автора «Слова» — это перекличка живых, ибо сами имена и названия делают Русь страной знаемой в противоположность «полю незнаемому», где нет городов и названий. Перекличка князей сама по себе как бы воскрешает Русь после понесённого ею поражения и делает возможным счастливое возвращение Игоря.

Синий цвет – это по преимуществу цвет смерти и неизвестности. Вот почему наступление половцев сопровождается синими молниями, а в сне Святослава, как бы предсказывающем его смерть и указывающем на гибель полков Игоря, упоминается синее вино, а готские девы поют о поражении русских на берегу синего моря.

Русские не только «знаемые» люди, но и знающие. Куряне – сведомые кметы, им знакомы яруги, пути им ведомы. Святослав Киевский знает всех русских князей – историю каждого. Игорь точно определил цель своего похода – переломить копьё в конце поля Половецкого (незнаемого) и дойти до Тмуторокани. Как по ведомой им земле скачут и носятся Олег и Всеслав. Владимир Старый и Ярослав Осмомысл посылают свои войска в далёкие походы. «Ведомость» русской земли связана со славой. Слава – это не столько знаменитость, сколько известность у потомков или у окрестных народов: немцев, венецианцев, греков и моравы.

Там, где искусство наполнено динамикой, там и история. Движение в пространстве едино с движением во времени. «Слово» проникнуто историзмом – не тем, к которому мы привыкли сейчас, а своим – средневековым.«Лирический беспорядок», который в «Слове» выражается в том, что автор постоянно обращается от современных событий к воспоминаниям о прошлом, не только знаменует собой «смятенность чувств» автора, как бы не владеющего ходом своих мыслей, взволнованного событиями и поэтому вынужденного давать себе передышку в обращениях к прошлому, но свидетельствует о том, что поэтичность современности может быть достигнута только путём её сопоставлений с прошлым.

Прошлое – это как бы фон, на котором развиваются события настоящего и создаётся историческая глубина, историческая перспектива – необходимое условие для осознания современности, достойной прославления, увековечения.

Каждое событие настоящего имеет как бы еще одно измерение – в историческом прошлом.». Тем самым достигается своеобразное понимание той эпохи и происходящего в настоящем.

Каждый князь существует не сам по себе, со своими особенностями характера и своими политическими убеждениями, — он прежде всего представитель своего рода, своего «племени», он ольгович или всеславич, мономашич, ярославич, он внук деда и сын отца.

Автору «Слова» требовалось дать обобщение ольговичей и всеславичей как двух групп князей-крамольников. Ограниченный в средствах художественного обобщения законами художественного творчества эпохи феодализма, автор «Слова» прибёг к изображению родоначальников тех князей, обобщающую характеристику которых он собирался дать. Вот почему в «Слове» заняли такое большое место характеристики Олега Гориславича – родоначальника ольговичей и Всеслава Полоцкого – родоначальника полоцких всеславичей.

Такая характеристика князей-родоначальников связана с очень важным в русской политической жизни генеалогическим принципом. Внук того или иного князя считался естественным продолжателем его политики. В русской междукняжеской политике боролись представители того или иного «гнезда», «племени»: всеславичи полоцкие с ярославичами, ольговичи с мономаховичами.

Автор «Слова» использует образы, которые уже существовали в феодальном быту, в лексике военной, в народной речи и в народной поэзии. Художественное новаторство автора «Слова» состоит во вскрытии того образного начала, которое заложено в устной речи, в специальной лексике, в символике феодальных отношений, в действительности. Привычные образы получают в «Слове» новое звучание. Русский читатель узнаёт в нём своё, близкое ему, выношенное своим собственным жизненным опытом. Образ, заложенный в «термине», автор «Слова» превращает в поэтический, подчиняя его идейной структуре всего своего произведения в целом.

Неоднократно говорится в «Слове» о мечах, о стягах, о копьях, и каждый раз во всей их сложной феодальной символике. Меч в Древней Руси был символом войны, символом княжеской власти, символом чести. Олег мечом крамолу ковал – злоупотреблял своей княжеской властью; хинова, литва, ятвяги, деремела и половцы подклонили головы свои под харалужные мечи Романа и Мстислава – признали себя побеждёнными. Стягами в Древней Руси подавали знаки войску. Поднятый стяг служил символом победы, поверженный стяг – поражения. Автор «Слова» так призывает обе враждующие стороны – русских князей ярославичей и русских князей – потомков Всеслава Полоцкого – признать своё поражение в междоусобной войне: «Уже понизите стязи свои, вонзите свои мечи вережени». В этом использовании феодальной символики, в умении показать её поэтический блеск и значительность и состоит один из элементов особой доходчивости художественной формы «Слова» для читателей своего времени.

Мы уже отмечали выше близость «Слова» к двум жанрам народной поэзии – «славам» и «плачам». Близость эта не ограничивается жанровыми аналогиями.

«Слово» — не произведение устной народной поэзии, но очень близко к ней по своей идейной сущности и стилистическому строю. «Слово» насыщено образами народной поэзии: тут и деревья, приклоняющиеся до земли от горя, тут и никнущая от жалости трава, и сравнения битвы с пиром, с жатвой. Близка к народным «плачам» лирическая песнь Ярославны. В «плачах» постоянны те же обращения к ветру, к реке, к солнцу, которые имеются и в плаче Ярославны. Сон Святослава полон устно-поэтических символов. Сказочно описание бегства Игоря. В сказках нередко герой, спасающийся от колдуна, превращается в животных. Так же, как Игорь подобно соколу бьёт гусей и лебедей к завтраку, к обеду, к ужину; в былине о Волхе Всеславьевиче Волх, обернувшись соколом, бьёт гусей и лебедей для дружины. Воспитание курских дружинников Всеволода буй-тура напоминает воспитание того же Волха Всеславьевича.

Народного богатыря напоминает Всеволод буй-тур, когда он прыщет на врагов стрелами, гремит об их шлемы мечами харалужными. Подобно Илье Муромцу, Всеволод буй-тур сражается с врагами и куда поскачет, там лежат поганые головы половецкие. Богатыря напоминает и Ярослав Осмомысл «Слова», когда он бросает тяжести за облака.

С народной поэзией связывают автора «Слова о полку Игореве» не только художественные вкусы, но и мировоззрение, политические взгляды. Автор «Слова» творит в формах народной поэзии, потому что он близок к народу, стоит на народной точке зрения.

Мы уже сказали выше, что связь автора «Слова» с народной поэзией не была случайной. Он занимал независимую патриотическую позицию, по духу своему отвечавшую интересам широких слоёв трудового населения Руси. Его произведение – горячий призыв к единству Руси перед лицом внешней опасности, призыв к защите созидательного труда русского населения. Вот почему и его художественная система тесно связана с русским народным творчеством. Тем не менее «Слово о полку Игореве» — произведение письменное, а не устное. Как бы ни были в нём сильны элементы устной речи и народной поэзии, «Слово» всё же писалось, и писалось как литературное произведение. «Слово» — не запись устно произнесённой речи или спетой исторической песни. «Слово» было с самого начала написано его автором, хотя автор и «слышал» всё то, что он писал, проверял на слух ритм, звучание, знал и использовал народную поэзию.

Древнерусские авторы не стремятся писать картины природы, спокойные пейзажи. Древнерусские авторы уделяют внимание природе преимущественно тогда, когда она теснейшим образом связана с судьбою действующих лиц повествования, когда она оказывает на них влияние, когда она проявляется в действии: в грозе, в буре, в разливах рек, в засухе, затмениях солнца, в явлениях комет, в темноте ночи, мешающей сражаться, в жаре, истомляющей воинов.

Хотя природа занимает большое место в «Слове», но роль её та же. В «Слове» нет пейзажа самого по себе. Природа воспринимается автором только в её изменениях. Она участвует в них то замедляя, то ускоряя их ход. Она активна и в этой активности наделяется почти человеческими качествами. Она сочувствует русским, стремится предупредить их об опасности, помогает Игорю в его бегстве из плена; у неё ищет сочувствия и помощи Ярославна.

Автор «Слова» отмечает те изменения в природе, которые вызываются в неё ходом человеческой истории. Междоусобные войны Олега приводят к запустению пашен. В судьбах русского народа принимают участие и реки, то зовущие князя Игоря на победу, то сочувствующие и помогающие ему.

Между природой и человеком стираются границы. Союз природы и человека – союз поэтический. Природа в «Слове» — гигантская кладовая поэтических образов и своеобразное «музыкальное сопровождение», придающее особенно сильное поэтическое звучание действию.

Автор «Слова» хотя и называет своё произведение то «словом», то «песнью», то «повестью», однако, выбирая свою поэтическую манеру, рассматривает как певца Бояна, поэта, исполнявшего свои произведения под аккомпанемент гуслей. Не исключена возможность, что автор «Слова» предназначал своё произведение для пения.

Связь «Слова» с произведениями устной народной поэзии яснее всего ощущается в пределах двух жанров: «плачей» и «слав»

Близко к «плачам» и «золотое слово» Святослава. «Золотое слово» «съ слезами смешено», и Святослав говорит его, обращаясь, как и Ярославна, к отсутствующим – к Игорю и Всеволоду Святославичам.

Автор как бы мысленно следует за полком Игоря и мысленно его оплакивает.

Связь «плачей» с лирической песнью особенно сильна в плаче Ярославны. Автор цитирует её плач: приводит его в более или менее большом отрывке или сочиняет его за Ярославну, но в таких формах, которые действительно могли ей принадлежать.

Активно участвуют в «Слове» «славы». С упоминаниями о «славах», которые пел Боян, «Слово» начинается. «Славой» Игорю, Всеволоду, Владимиру и дружине «Слово» заканчивается. «Славы», в противоположность «плачам», были очень тесно связаны с княжеским бытом, и эта связь постоянно заметна в «Слове». Славу поёт князьям Боян; славу поют князьям девицы и иноземцы.

Итак, «Слово» — книжное, письменное произведение, очень сильно зависящее от устной поэзии. В «Слове о полку Игореве» мы имеем еще не окончательно сложившийся жанр – жанр нарождающийся, близкий к ораторским произведениям, с одной стороны, к «плачам» и «славам» народной поэзии – с другой.

2024 Свободный обмен школьными сочинениями 5-11 класс Все материалы на сайте в свободном распространении. Google